Отказ от знаний.

О культуре, как таковой

Две недели назад я дал статью «О влиянии мовы на умственное развитие», в которой высказал удивление той безысходной тупостью, которую демонстрирует элита Украины. Действительно, даже один слоган «Хто не скаче – той москаль!», выстраданный украинским интеллектом, удивляет настолько, что снимает все остальные вопросы. Но потом решил немного глубже вникнуть в тему украинского языка, которая, казалось бы, не вызывает подозрений с точки зрения ума носителей этого языка. Ведь все народы мира говорят на каком-нибудь языке, и у всех народов есть умные и глупые люди, при чем же тут собственно их язык??

Есть вещи, которые людям понять очень трудно, особенно трудно глупцам осознать собственную глупость. А национальная элита бывшего СССР, не сеет, не пашет, не строит – ей самой невозможно понять, умна она или нет, по результатам своего труда. Элита демонстрирует свой ум тем, что в своем кругу ведет разговоры, которые кажутся ей очень умными. И любая элита знает очень много умных слов, а разве можно быть глупым, если знаешь много умных слов?

Естественно, что и украинская элита не верит в то, что она глупа, - это невозможно! Она гордится своим умом, и когда «ватники» начинают говорить что-то непонятное, но то, что украинскую элиту тревожит, то объяснение легко находится – «это пропаганда московского ТВ». Пусть так, но ведь когда с этой элитой начинают говорить о вещах более-менее сложных, то видишь, что представители украинской элиты не понимают, о чем речь, даже если сами повторяют слова, описывающие эти вещи, - элита всего лишь озвучивает словесные шаблоны, не понимая их смысла. И для всей национальной элиты, а для украинской - особенно, совсем уж недоступно соотнести то, что она делала, с тем, что у нее получилось и получается.

Ведь попытки «патриотов Украины» заставить граждан Украины обязательно пользоваться украинским языком, изначально безнадежны. И никакая сила тут не поможет. В свое время монголы были на порядки сильнее нынешней власти в Киеве, а при установлении своей власти в захваченных ими странах, - и во много раз более жестоки. И, наверняка, монголам тоже хотелось, чтобы покоренные ими народы заговорили на удобном завоевателям монгольском языке, однако в результате все было наоборот - сами монголы переходили на язык побежденных народов. И дело тут не в отсутствии у монгольской аристократии энтузиазма в языковом вопросе.

Язык – это способ передачи информации и идей, в общем смысле, - знаний. Культура – это СПОСОБНОСТЬ ОБЩЕСТВА ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЗНАНИЯ, имеющиеся в распоряжении всего человечества. Чем больше знаний умеет использовать данное общество, тем выше его культура.

О количестве слов

Знания описываются словами, и чем больше культура общества, тем, во-первых, больше слов в языке данного общества. Речь идет обо ВСЕХ знаниях, накопленных человечеством, поскольку и общества с невысокой общей культурой, могут достичь исключительных знаний в какой-либо узкой области, скажем, в умении ловить рыбу, жить в суровых климатических условиях, в военном деле или в способности организовать людей. В результате общество с невысокой общей культурой, но с совершенным умением вести войну, может завоевать общество с общей высокой культурой, но уступающей противнику в военном деле. Однако завоевать – это полдела, поскольку после завоевания нужно управлять покоренным народом, и у завоевателя возникает проблема – у него нет слов, чтобы управлять завоеванной страной в сферах, неизвестных завоевателю, и посему оставшихся без слов в его собственном языке. А ведь количество слов языка высококультурного общества нарастает стремительно.

Пример. Очень плодовитый английский автор В. Шекспир (XVI-XVII века) использовал в своих произведениях всего 12 тысяч слов, а лет 40 назад я купил Англо-русский металлургический словарь. В нем уже было 70 тысяч терминов, и это только слова и их сочетания английского и русского языков, касающиеся не самой большой области знаний. А когда после Второй мировой войны американцы ограбили немцев, вывезя в США все патенты и результаты научных исследований, то, чтобы описать неизвестные немецкие достижения только в области химии, американцы вынуждены были ввести в английский язык 40 тысяч слов. Что касается русского (великорусского наречия) языка, то во второй половине XIX века В. Даль собрал в словарь только этого наречия уже 200 тысяч слов.

Вот такой личный пример, запомнившийся со времен работы в Казахстане. Там тоже после перестройки к власти начали приходить «сознательные» националисты, правда не такие тупые, как на Украине. И на соседней Ермаковской ГРЭС они потребовали перевести на казахский язык технологические инструкции. Документы это не сложные, в них даются принципы теории технологии, понятные рабочему, и перечень технологических операций. В области проживало 10% казахов, была масса аулов с преимущественно казахским языком и казахскими школами, да и в самом Ермаке были школы с казахским языком обучения. Но в области никто не взялся перевести эти инструкции. Тогда ГРЭС заключила договор на перевод с институтом Академии Наук Казахстана, но тот через два года отказался – ну, не было в казахском языке слов для такого перевода!

И что же в таком случае делать народу с невысокой культурой, с примитивным языком, завоевавшему высококультурное общество? Тут два выхода – либо начать выдумывать слова, которые не будут иметь корней и будут чужими и завоевателям, и покоренным (как это делают сегодня в бывших республиках СССР), либо перейти на язык покоренного народа, отказавшись от своего языка.

Первый путь – выдумывания новых слов – дурацкий, и выжившие представители человечества раньше не были такими тупыми и по нему не шли. Ведь слова должны иметь корни в самом языке, для чего словам нужно время, чтобы отобраться из разных вариантов, устоятся, войти в образ мыслей тех, кто ими пользуется. Тогда слова понятны и без специальных разъяснений, а описываемые ими понятия легко представляются образно. Даже встретив незнакомое слово своего языка, человек почувствует, что оно означает. Вот, к примеру, сообщите русскому человеку, что вам нужно устройство. Положим, этот человек никогда в жизни не видел никаких устройств, и первый раз слышит это слово. Но это родное слово, и русский догадается, что это нечто, что сделано (построено) человеком. Это слово русского языка – родного русскому человеку. А что русскому скажет слово «дивайс», которое сегодня любят употреблять все «умные»?

150 лет назад В. Даль во вступительной статье к своему словарю возмущался, что образованная часть русского общества не ищет слова для новых знаний в самом русском языке, а тупо перетаскивает в русский язык иностранные слова, ничего русскому человеку не говорящие, и требующие тупого запоминания. Зачем, - к примеру, возмущался он, - нужно было вводить слово «горизонт», если для этого понятия можно было найти родное слово, скажем, используемое поморами слово «обрий»?

Усложнение языка

Но объем необходимых слов это еще полбеды. В конце концов, если ты постоянно сталкиваешься с данным иностранным словом, то, в конце концов, оно станет тебе привычным и ты сможешь внятно представить сам объект или само понятие (что, собственно, мы и сегодня делаем, получая среднее и высшее образование, вернее, чего от нас добиваются преподаватели).

Но ведь язык это не только слова, но и способ выражения мыслей, это способность к мышлению. А чем дальше идет прогресс, тем сложнее знания, тем сложнее описание этих знаний и тем сложнее сам процесс мышления. И эта сложность меняет и конструкцию самого языка более культурного народа или становящегося более культурным. То есть, начинаем мы с «Мама мыла раму», - а продолжаем: «Мама, опираясь ногами на табуретку и подоконник и держа в левой руке ведерко с водою, тряпкой в правой руке тщательно мыла раму, одновременно комментируя происходящее за окном на улице». А ведь если язык еще не способен передавать сложные мысли, то их нет и в голове.

Вот начал читать книгу переводчика Норы Галь «Слово живое и мертвое», в которой автор яростно борется с ненужным и глупым усложнением речи и текстов русского языка. Я с ней полностью согласен в том, что в подавляющем большинстве случаев усложнять текст глупо, – глупо писать сложно только для того, чтобы показать, какой ты умный. Но ведь время от времени требуется излагать и сложные мысли!

И в этом смысле для меня некоторым откровением стало такое сообщение Галь: «Иные авторы глаголом буквально брезгуют: слишком‑де прост, несолиден. Заменяют его не только длинными цепями существительных в косвенных падежах, но и гирляндами причастий и деепричастий – так выходит официальнее и потому внушительнее на взгляд литератора, который словечка в простоте не скажет.

В английской и французской речи причастия и деепричастия встречаются куда чаще и звучат куда разговорней, непринужденней, чем в речи русской. Еще в прошлом веке деепричастия хлынули к нам вместе с другими галлицизмами, не в диковинку было высмеянное Чеховым незабываемое: «Подъезжая к станции, у меня слетела шляпа».

Живой, тем более современной русской речи деепричастия не очень свойственны, и причастными оборотами люди тоже говорят редко, разве что в официальных и торжественных случаях, обычно – читая по бумажке».

Надо сказать, что все эти причастные и деепричастные обороты со школы были для меня китайской грамотой, которую нужно было заучивать и забыть сразу же после экзамена. Однако у Галь меня удивило, что эти обороты, оказывается, не были свойственны старому русскому языку и были внесены в него из французского языка (если действительно внесены, а не появились самостоятельно как следствие естественного развития русского языка). Пусть внесены, но ведь в то время, когда признаком образованности в русском высшем обществе было знание французского языка, Франция и Англия были наиболее культурными обществами – обществами, создающими наибольшее количество новых, на тот момент сложных знаний.

Поэтому отметим, что язык более культурного общества, призванный сообщать сложные мысли и знания, не только наращивает объем слов, но и по своему строению вынужден стать более сложным. И, одновременно, носители сложного языка обретают способность разрешать все более и более сложные вопросы жизни, можно сказать, что сами становятся умнее. И наоборот: умнеющий народ усложняет языковые способы передачи знаний.

Повторю, что те наши общие предки, которые не исчезли с мировой сцены, сталкиваясь с более культурными народами, не выдумывали слов к своему языку, а сразу переходили на язык общества более высокой культуры. Ну, а кто не переходил, того история списывала, поскольку отсутствие общей культуры это отказ от знаний в условиях конкуренции человеческих обществ, а такой отказ, в конце концов, проявит себя гибельным образом.

Развитие мышления

В этом плане очень интересен еврейский народ. Этот кочевой народ имел достаточно примитивный язык и, расселяясь в среде культурных народов, евреи в быту перестали своим языком пользоваться, переходя на более культурный язык народа, в среде которого жили. Древнееврейский язык умер в еще большей степени, нежели умерла латынь. Язык еврейских колоний (гетто) – идиш, тоже примитивен, и евреи, мыслящие на идиш тоже ничего миру не дали.

Вот израильский публицист Израиль Шамир делает вывод: «Первоклассные евреи становятся премьер-министрами в России, Франции, Англии. Третьесортные евреи оказываются в Израиле, этой вооруженной до зубов богадельне. Поэтому, если средний интеллектуальный коэффициент (IQ) европейских евреев — 118, то средний IQ евреев Израиля — 89». Но только ли в богадельне причина?

Ведь при создании Израиля его отцов-основателей обуяла дурацкая мысль - возродить древнееврейский язык в качестве единственного государственного языка Израиля. Возродили, назвали «иврит», навыдумывали ему новых слов, а что в итоге?

Сегодня Израиль – единственная страна (среди тех, которые принято считать цивилизованными), которая не способна прокормить себя и живет на подачки или на дань со США. Которая, кстати, обеспечивается американскими евреями, у которых родной язык английский. Причем, Израиль это страна, которая свыше 60 лет не способна помириться с соседями, а военные победы Израиля, опять-таки, обеспечиваются мировым еврейством, мыслящим не на иврите. Ну, а каких-либо достижений в области создания новых знаний, мир от Израиля и не ждал, и не ждет. И можно ли оспорить, что в данном случае дело именно в недостатке ума израильтян, которых власть обязала мыслить на иврите?

Почитайте, что пишут об уме израильтян евреи-выходцы из СССР. Вот конкурент Жванецкого и Задоронова, бывший советский сатирик Марьян Беленький в статье «Почему я покидаю Израиль?» (обманул, не покинул) пишет:

«Не было большего патриота Израиля, чем я. Первые годы по приезде я читал только ивритскую прессу и литературу, смотрел ивритское ТВ. Постепенно пришло понимание – приданое-то пустяшное. Хваленая ивритская культура оказалась непомерно раздутым мыльным пузырем. Театр, литература, эстрада, кино не выдерживали никакого сравнения с культурой страны, из которой я приехал.

Постепенно пришло понимание того, что идея создать нового человека на новой земле, с новой культурой и новым языком – потерпела полный крах…Я хотел стать израильтянином, хотел писать на иврите, хотел стать своим. Очень быстро я понял, что ни я, ни моя писанина здесь никому не нужны. Будучи профессионалом в своем жанре, я видел убогость местной эстрады и ТВ – примитивные сюжеты, отсутствие режиссуры, актерской школы, выпученные глаза актеров.

Казалось, я попал на 100 лет назад, во времена российских ярмарочных балаганов. Актеры здесь, ничтоже сумняшеся, рассказывали анекдоты, которые я в детстве слышал от бабушки. Больше всего меня поражало, что публика этим анекдотам смеется…».

Оно конечно, Беленький мог и от обиды так написать – их, юмористов, сегодня и у нас, как собак нерезаных, но ведь евреи СССР в Израиле во множестве приводят и примеры конкретной израильской тупости.

Вспоминаю такой рассказ. Выходец из СССР, не имевший в СССР никакого отношения к строительству, но невостребованный в Израиле по основной профессии, устроился строительным рабочим в израильскую строительную фирму. Фирма строила дом, и потребовалось спустить от порога лестницу под углом то ли 30, то ли 45 градусов. Угломера не оказалось, и прораб-израильтянин поехал за ним в контору. За это время рассказчик без угломера отложил этот угол и начал строить. Приехавший прораб был поражен тем, что «русский» точно отложил угол, пользуясь только рулеткой! И заметьте, ведь речь идет не о представителе малокультурного слоя общества, скажем, не о журналисте или артисте, в данном случае оказался беспомощным в началах геометрии профессиональный строитель геометрических объемов. А ведь в геометрии на русском языке тоже только «угол» русское слово, все остальные понятия описываются иностранными словами. Думаю, что то же самое и на иврите. Так почему этот прораб продемонстрировал такую убогость?

Конечно, дело и в образовании, но у меня такой ответ. Развитие еврейского языка остановилось в начале нашей эры, и у тех, для кого иврит родной, способ мышления стал древним. В начале нашей эры этот прораб выглядел бы гением, но сегодня этого уже мало. Да, в иврит добавлены сотни тысяч слов, но они не имеют корней в древнем языке и все эти понятия, описываемые новыми словами, прорабом используются не творчески, а по шаблону. Запомнил прораб, что при слове «угол» нужно искать угломер, и этого интеллектуального шаблона ему для успешной работы хватало. А нет угломера, и прораб бессилен отложить углы, хотя возникшая творческая проблема была пустяковой.

И, как видите, то, что человек думает на русском языке – на более развитом языке по сравнению с ивритом, - определило, что рассказчик не просто запомнил термины геометрии, но и понял их суть. Как оказалось, не доступную человеку, думающему на иврите, для которого суть угла - суть того, как от линейных размеров зависит величина угла - осталось вне возможностей его мышления.

Подчеркну: ищущие знания люди стремятся общаться и думать на языке более культурного сообщества, а этот язык с получением человечеством все новых и новых знаний, быстро пополняется словами и усложняется структурно.

Язык городов

Но если народ небольшой, то по причине своей малочисленности он не способен сам добывать новые знания во всех областях жизни – не способен развивать свой язык изнутри. (Бывает и иная причина, о которой ниже). И как результат – та часть такого народа, которая стремится к новым знаниям, перейдет на язык более культурного общества, но при этом переходе она оставляет без развития язык своего народа – она не добавляет своему старому языку ни новых слов, ни новых способов мышления. Бывает, конечно, что и весь народ перестает пользоваться старым языком, что, само собой, приводит к гибели языка. Является ли гибель языка трагедией? Ничуть! Трагедией является низкий культурный уровень народа. Вот это трагедия! И об этом должна болеть голова, а умирающие языки нужно оставлять историкам и филологам.

Что еще важно понимать. Крестьяне представляли и могут и сегодня представлять подавляющее большинство народа. Да, крестьяне кормят города, но новые знания находят и собирают города. Именно горожане, добывают и собирают новые знания во всех областях жизни. Поэтому для развития языка чрезвычайно важно, на каком языке разговаривают не крестьяне, а горожане. Если и горожане разговаривают и думают на языке крестьян, то развиваться будет этот, родной язык, если на чужом языке, то язык народа (теперь уже язык только крестьян) остановится в развитии.

Вот теперь вернемся к проблемам нашего времени, но начнем с истории.

Сегодня мы имеем три основных наречия русского языка – великорусское, малороссийское и белорусское, но, уверен, раньше даже основных наречий русского языка было больше. Затем, в XIII веке русские княжества были разорены и частью захвачены кочевниками – началось то, что историки называют татаро-монгольским игом. Однако в отличие от Китая, Индии и Средней Азии, кочевники не установили свою непосредственную власть над русскими княжествами – они требовали дань, но самих кочевников не было на Руси даже в среде высшей аристократии, и дань с народа для татар собирали сами русские князья. А северные племена России вообще остались свободными. То есть, язык великорусских городов остался тем же, что и язык крестьян.

И дальше, по мере создания, накопления и поступления в Россию новых знаний, великорусское наречие продолжало развиваться. А оставшиеся на территории Московии и Новгорода русские племена со своими наречиями, стали переходить на великорусское наречие, оставив на сегодняшний день от своих наречий только своеобразное произношение да немного местных слов.

В отличие от Великой Руси и земель Великого Новгорода, обессиленные Киевская Русь (Украйна) и Белая Русь с XIV века оказались захваченными Польско-Литовской державой, причем, польская шляхта начала непосредственно оседать в городах и селах этих земель, становясь помещиками и составляя администрацию и элиту этих русских окраин. Города заговорили по-польски, соответственно развитие малороссийского и белорусского наречий остановилось. А далее, при воссоединении окраин с Великой Русью, языком городов стало уже более культурное (более развитое) великорусское наречие, а малороссийское и белорусское наречия снова остались без развития, осуществляя функции языка крестьян и сельских жителей.

Правда, все эти наречия очень близки (все же язык один), сближению их помогал и единый алфавит, в котором некоторые буквы малороссы и белорусы читали по-своему, соответственно, слова звучали по-разному, но легко понимались читателями. В связи с этим не было проблем освоить великорусское наречие тем малороссам и белорусам, кто стремился к знаниям или карьере. Но они, добиваясь успехов на территории всей России, становились уже не украинским или белорусским учеными, полководцами или государственными деятелями, а имперскими. Ну, а бесталанные и ленивые хохлы и бульбаши объясняли свое незавидное положение тем, что кацапы, дескать, всю власть захватили и держат бедную Украину (Белоруссию) в рабстве и не дают ходу им, умным среди своих. А вот если освободиться от москалей, то тогда!

Эти «национальные патриоты» точно так же ныли, как и русский обыватель на кухнях ныл, что «на Западе инженер 2000 долларов получает, а я при коммунистах всего 120 рублей». И шли эти «национальные патриоты» в революционеры либерального толка - в те революционеры, кто разрушает свою страну не ради народа, а ради личного обогащения или властолюбия. Но тема пока не об этом.

***

Что получилось при развале Советского Союза?

В России к власти пришли «лузеры» СССР, не способные «устроится» в Советской империи, а фактически к власти пришли западные «советники» этих тупых «лузеров». Однако в вопросе языка этой «национальной элите» России деваться было некуда – русский язык пришлось оставить в употреблении. А вот пришедшие к власти в национальных республиках национальные «элиты» (тоже «лузеры» и под началом таких же западных «советников») начали усиленно требовать, чтобы народы их республик говорили на архаичных языках – на языках, обеспечивающих очень невысокий уровень культуры общества – очень невысокую способность использовать знания, накопленные человечеством.

Что должно было произойти с народами и, прежде всего, с самими элитами, которые по своей изначально низкой культуре способны были показать пример народу только в вопросе языка?

Что должно было произойти, то и произошло. Поскольку отказ от великорусского наречия русского языка это отказ от знаний. Правда, для получения знаний того, как обворовать Украину, элите хватает и украинского языка, но все же…

Однако была и еще причина оглупления, правда не всего украинского народа, а только его элиты. Но об этом в окончании темы.

(окончание следует)

Источник: Ю.И. Мухин

В ТЕМУ О ВЛИЯНИИ УКРОНАЦИЗМА НА ДЕГРАДАЦИЮ МОЗГА.